Он поворачивается к нам, его глаза расширяются от ужаса. Кружка падает на пол и разлетается на осколки. От этого зрелища внутри меня все холодеет. Соловьев выставляет вперед руки, его губы бледнеют и начинают трястись:
— Ч-ч-что вы делаете?
Как и следует ожидать, взгляд профессора прикован к тому, на кого он смотрел в тот момент. Соловьев пятится назад, его ноги заметно дрожат.
— П-п-пожалуйста. у меня есть деньги. В-в-вон там, — Андрей Викторович показывает в сторону широким паническим жестом. — В- возьмите все!
Мне больно видеть его таким. Невыносимо понимать, что его уничижительные мольбы, жалкие попытки бороться за свою жизнь, спастись любой ценой, не привели к успеху. Жутко смотреть на мертвеца, который в тот определенный момент еще надеется, что будет жить, и уже совершенно точно знать, что жить не будет. Находиться заранее в курсе чужой смерти — это противно человеческой природе, и все во мне восстает против такой сцены.
— Отпусти меня! — рычу я на Макса сквозь стиснутые зубы.
Как ни странно, он ослабляет хватку. Подхожу к тумбочке, сердитым взмахом пытаюсь сбить фотографию на пол. Ничего не получается. С горечью убеждаюсь, что это не фантазии, а ужасная правда. Я не хочу в это верить. Я же почти убедила себя, что Макс не убивал!
Со своего нового местоположения я вижу картинку не глазами Макса, а как бы со стороны. Сам мой объект остается на месте, его руки опущены вдоль тела, в тяжелом взгляде исподлобья сквозит ожидание того, что произойдет. Наверно, в момент убийства он так же стоял, только еще целился в жертву из пистолета. Сейчас, в сеансе, Макс не двигается, но это никак не влияет на ход воспоминания: профессор продолжает отступать от него все дальше и тянуть руки в беспомощной мольбе.
— Прошу вас! Кто вы такой? Что я вам сделал?
Его откидывает назад, хоть звука выстрела и не слышно, только шипение "фью-ю-ють!" Соловьев хватается за грудь, между пальцев течет кровь. Он растерянно открывает рот, и я чувствую, что готова расплакаться от жалости. Снова "фью-ють". В следующую секунду голова Андрея Викторовича дергается назад, и он, как подкошенный, падает на пол.
Тело дергается и замирает. Я медленно обвожу взглядом квартиру. Большое пространство, все на виду. Здесь никого не было, кроме жертвы и его убийцы.
— Все еще хочешь меня спасать, Синий Код? — с издевкой произносит
Макс.
Я только качаю головой. Нужно время… еще немного времени, чтобы смириться с увиденным. Чтобы понять, как же поступить дальше. Тот план, который имелся в моей голове, только что с треском раскололся, как кружка профессора.
— Ты убил его! — восклицаю я.
— Конечно, — Макс складывает руки на груди, — я сказал тебе об этом в самую первую встречу. И могу повторить то, что ответил полиции, когда они приехали. Я отмычкой взломал его дверь. Вошел сюда. В ванной шумела вода. Тогда я присел вот сюда, — он кивает в сторону ближайшего стула, — и стал ждать. Он вышел, но даже не заметил меня. Пошел на кухню, сделал чай. И только на обратном пути обнаружил меня. Тогда я встал и выстрелил. Два раза. Один — в сердце, второй — в голову.
Макс говорит это так спокойно и хладнокровно, что у меня мурашки бегут по спине. Наверно, с таким же спокойным лицом он вел за собой
Оксану в ту гостиницу или… убивал людей Татарина в их машинах. Двумя выстрелами. Одним — в сердце. Другим — в голову. Чтоб наверняка.
Замечаю, что Макс наблюдает за моей реакцией, и он тут же невесело усмехается:
— Ты должна была верить мне на слово, Синий Код. Теперь ты мне веришь?
Я помню эту фразу. Он уже говорил такое раньше в каком-то из сеансов.".Я хочу, чтобы хотя бы ты поверила мне на слово." Только теперь понимаю, что Макс имел в виду. Ведь его сестра, его адвокат, общественность — мы все колебались в сомнениях, пока он сообщал нам прямо в лицо чистую правду. До конца на слово ему не поверил никто.
Внезапно до меня доходит, почему он решил показать воспоминание именно сейчас. Если бы я не поговорила с Оксаной, возможно, и не свела бы одно к одному. Но теперь ниточки, наконец-то, сходятся в один клубок. Признание Макса — это превентивный удар. Мое вторжение в его сокровенные мечты — это угроза, от которой он пытается избавиться. Вот почему сказал, что другие сеансы не потребуются.
— Ты специально мне все показал, — произношу и делаю шаг вперед. — Думаешь, я сбегу, и ты сможешь скрыть от меня остальную часть?
— Какую часть, Синий Код? — ощетинивается он в ответ.
— Твои мотивы, — упираюсь руками в бока. — Я видела, что ты убил. Хорошо. Но в чем твои мотивы? Андрей Викторович тебя даже не знал. Отлично. Значит, убрав его, ты сделал это не ради себя. Ты кого-то защищаешь.
— Что?! — Макс корчит презрительную гримасу, но я уже достаточно знакома с его интонациями.
— Ты. Кого-то. Защищаешь, — четко произношу и начинаю обходить его по кругу. Макс чуть поворачивает голову, чтобы удерживать меня в поле зрения, и я почти слышу, как скрипят его зубы. — Ты никогда и ничего не делаешь просто так. Если ты стрелял, значит, так было надо. И это очень весомое "было надо", как, например, защита твоей семьи от киллеров, посланных конкурентом. Это вопрос жизни и смерти. На мелочи ты не размениваешься, ведь так?
Да, зубы у него точно скрипят. Теперь в этом не остается сомнений. Так всю эмаль в порошок сотрет.
— Твой адвокат советует слушаться тебя во всем, — загибаю пальцы на руке, — ты просишь меня верить тебе на слово. Но что если. — я качаю головой, не понимая, как не догадалась раньше сама, — что если здесь верно только одно утверждение? Мне надо тебе верить. Но вот слушаться необязательно.