— Наверно, так нужно для дела или еще для чего-то… — Сергей пожал плечами. — Да какая разница, маська? Кто их, богатеев этих, поймет? Главное, что мы с тобой при деньжищах будем! При баблосиках!
Я кивнула, полезла в задний карман джинсов, вынула кольцо и положила его на стол между нами. Господи, как же легко на душе! Легко, светло и радостно. Я свободна. Не только от уз брака, но и от пыток совести. Макс смел все препятствия между нами одним махом. Осталось лишь найти путь к его свободе — и мы будем вместе. Навсегда.
— Значит, ты подпишешь? — оживился Сергей.
Я поднялась, подошла к холодильнику, нашла там давненько завалявшуюся с какого-то ужина недопитую бутылку вина, налила в бокал и вернулась на место. Протянула руку и чокнулась с Сергеем.
— Подпишу. Спасибо тебе за все. Желаю счастья.
Отпила, глядя на него поверх края. Сергей хлебнул водки, поморщился, вытер губы рукой. Посмотрел на меня просветлевшим взглядом, недвусмысленно задержавшимся на груди.
— Отметим нашу последнюю супружескую ночь, маська?
Я вздохнула.
— А нечего отмечать больше, Сереж. Наша последняя супружеская ночь была сколько-то дней назад. Ты вещи собирай. Тебе по договору ночевать здесь больше нельзя. Подумал хоть, куда пойдешь?
— Точно, — напрягся он, — нельзя ведь. А то вдруг проверять нагрянут. В гостинице сегодня переночую, а потом что-нибудь придумаю. Ты тут не скучай и не грусти, маська.
Сергей поднялся из-за стола, пошатнулся, навалился на меня, обдавая запахом спирта, приложился к губам.
— Ты у меня такая классная. Такой камень с души сняла! Я думал, что сейчас как начнется. а ты все понимаешь.
— Взаимно, Сереж, — я легонько отпихнула его от себя. — Иди, чемодан собирай. Такси вызови. За руль тебе сейчас нельзя.
Следующие полчаса я допивала остатки вина в бокале и слушала, как Сергей бродит по квартире, хлопает дверцами шкафов, жужжит застежками чемодана, шуршит упаковкой, запихивая в нее свою игровую приставку, и не верила, что наши несколько лет семейной жизни заканчиваются так незаметно и естественно, как отпадает сухая корочка от зажившей ранки. Как не было между нами сногсшибательных чувств и безумной любви, так и обжигающей ненависти и злости не возникло. Просто он ушел туда, где лучше, а я осталась там, где лучше мне.
Потом мы прощались в коридоре. Сергей виновато сопел носом, дергал за ручку чемодан и все порывался меня обнять.
— Ты дело быстрее заканчивай, маська, и я вернусь, — бросил он на пороге. Заметно поежился. — А ты поаккуратнее там. Те психи с пистолетами могут еще появиться.
— Не возвращайся, Сереж. Не надо. Я его люблю.
Бывший муж икнул и захлопал ресницами.
— Кого?
— Богатея этого, — я положила руку на дверь и с сочувствием ему улыбнулась, — купил он меня у тебя. А ты продал. Не за тридцать серебряников, за несколько миллионов, но разве это важно? Боюсь, обратно он меня уже не отдаст. Да и психам с пистолетами не отдаст тоже. Так что будь счастлив, у тебя теперь все для этого есть: известность среди журналистов, деньги. Все, о чем ты мечтал.
У Сергея отвисла челюсть. Я вздохнула и закрыла перед его изумленным лицом дверь.
В ту ночь я спала как младенец. Проснулась ближе к полудню, еще долго валялась в постели, представляя, что рядом со мной лежит Макс. Как бы хотелось заснуть с ним вместе и проснуться! Всю ночь прижиматься к его теплому сильному телу, ощущать его присутствие. Сергей наверняка уже отдал бумаги Вронской, а та сообщила своему хозяину о том, что они подписаны. Значит, Макс уже в курсе, что я не просто так сняла кольцо, а на самом деле хочу быть с ним. Может, это сделает его чуть ближе ко мне и заставит рассказать немножко больше? Потому что меня охватывала паника при мысли, как стремительно утекает отпущенное нам время до приговора.
Завтракать на кухне в одиночестве было непривычно. Даже немножко страшновато стало. Но потом я напомнила себе: это не одиночество, а ожидание. Мне просто нужно потерпеть и дождаться Макса. И тогда каждое утро мне будет кому улыбнуться за чашкой кофе.
Не выдержав гнетущей тишины, я включила телевизор, но только испортила себе настроение, когда наткнулась на передачу типа "Независимого расследования", в которой вовсю полоскали грязное белье семьи Макса. Журналисты постарались и нарыли информации и про смерть его матери, и про темные делишки отца, и про игорные заведения его самого. Добавили кадры с суда, где Дарья истерически рыдала, проехались по Вронской на предмет ее связи с криминальным миром. Даже я попала в кадр: показали то короткое интервью, когда меня зажали в машине перед воротами изолятора, требовали скорейшего суда над Максом и вынуждали защищать его. Никогда не видела себя со стороны такой гневной.
Дальше я выключила. Просто не смогла смотреть. Да, все правильно, семья у Макса непростая, и грязного белья там можно найти предостаточно, если поискать. Но ведь они не знают о том, какой он! Какие обстоятельства заставили его стать таким. Никто не понимает, что будь Макс другим, более мягким, более зависимым от чужого мнения, жизнь давно бы его сломала. Да что там далеко ходить — Татарин уничтожил бы первым делом. Потому что в битве авторитетов слабые не выживают. Вот только за все надо платить. И за свою силу Макс расплачивается чем-то очень личным и предпочитает держать это в себе.
Вспомнив об угрозах Татарина, я потянулась к телефону и заказала установку новой металлической двери с более надежной системой замков и контролем на пульте охраны. Макс, конечно, обещал каким-то образом уладить проблему, но береженого и Бог бережет. А надеяться больше было не на кого. Вронская пока не заявляла меня, как эксперта по делу, поэтому на официальную защиту властей рассчитывать не приходилось.