Но Макса нигде нет.
Блуждаю по странной квартире, словно побывавшей во власти урагана. Вещи разворочены, мебель разбита. Не обнаружив ни одной живой души, толкаю входную дверь и спускаюсь по лестнице вниз. Замираю на пороге, не решаясь выйти на улицу.
А чувство юмора у моего объекта еще то. Вокруг — чертова постапокалиптика, и я уже ни капли не сомневаюсь, что Макс каким-то образом нафантазировал себе ее.
Бетонный козырек подъезда обрушился, огромные глыбы валяются, затрудняя выход. Сквозь них пробиваются ростки. Все выглядит очень заброшенным. Кое-как выбираюсь наружу, под палящее летнее солнце. Точно. Этот город оставили много лет назад. Нет бродячих собак или кошек, а мусор в контейнерах, похоже, давно сгнил.
— Макс, выходи! Расскажи мне, что все это значит?
Мой голос кажется незнакомым и слегка напуганным. Он отражается от мертвых стен мертвого города, теряется между бетонных пластов.
Снова шорох.
Я выхожу на открытое пространство между домами. У перевернутого на бок автомобиля ржавое днище, и за ним кто-то шевелится.
— Макс? Что за детский сад?!
Из укрытия появляется грязная рука, с которой свисают лохмотья не менее перепачканной одежды. Затем — нога. Существо передвигается на четвереньках, но, увидев меня, медленно выпрямляется и превращается в 'человека прямоходящего'. Это точно не Макс — понимаю по телосложению. Из-за трансформаторной будки выползает его собрат. Напрягаюсь. Все здесь — порождение сознания моего объекта, а я — чужеродный организм. Все живые существа воспринимают меня, как угрозу, и будут готовы атаковать при малейшей возможности. Несколько первых сеансов всегда так.
Откидываю в сторону руку и ощущаю в пальцах знакомую тяжесть пистолета. Что ж, конструировать можно не только экстерьер, но и оружие. Навожу прицел на приближающееся немытое существо, но они лезут, как тараканы из коробки с печеньем. Насчитываю трех… шестерых…
Один подбирается совсем близко, и внезапно я узнаю это лицо с небесно-голубыми глазами и чуть вздернутым кверху носом.
— Тимур?
Поворачиваю голову и точно так же узнаю второго.
— Матвей?
Это не просто фантомы больного воображения ублюдочного Макса. Это — перцепторы, моя команда. Десятка лучших, с которыми мы прошли столько лет обучения. С этими людьми я ела, пила и жила в замкнутом пространстве очень долгое время. Но теперь они… нелюди.
Макс просто поиздевался надо мной. Притворился напуганным, а сам зашвырнул в извращенную фантазию. Откуда он узнал, как выглядят мои знакомые? Увидел в том репортаже с пресс-конференции, когда мы стояли бок о бок? Или припомнил, что читал статью в одной из газет, куда разлетелись снимки? Как бы то ни было, он подготовился, а я оказалась слишком беспечной, воспринимая его наравне с далекими от программы 'Синий Код' людьми.
Мысли лихорадочно проносятся в голове за какие-то три-четыре секунды, но выстрелить я все равно не успеваю. Ближайшее существо бросается на меня. От удара о землю на мгновение темнеет в глазах и вышибает дух. Да, здесь все по-настоящему, и боль — тоже. Десятки пальцев щиплют и мнут меня. Склонившиеся обезумевшие лица застилают белый свет. Они хотят разорвать меня! Просто растерзать на кусочки голыми руками! Одежда трещит по швам. Пистолет куда-то выпадает. Я начинаю отчаянно бороться, бью без разбора по лицам, плечам, но все напрасно. Пытаюсь найти хоть что-то для защиты, хотя бы схватить камень с земли, но пальцы соскальзывают. Чудовища все плотнее смыкаются.
В единственном оставшемся просвете я вижу торчащий вверх обломок того самого бетонного козырька. Из-за края показывается Макс. Он поднимается на вершину, как победитель — на свой трон, и спокойно наблюдает за представлением.
— Ублюдок! — кричу я во всю мощь легких, пока кровь из разбитой губы заливает мне рот. — Прекрати это!
— Прекрати лезть в мою голову, Синий Код! — слышится ответ.
— Нет! Нет, мать твою! — я ощущаю чьи-то зубы, которые впиваются в мочку моего уха, и просто по-звериному рычу от боли и ярости.
Даже если меня растерзают сейчас, я не умру. Нас вышвырнет из сеанса, и мне опять будут сниться кошмары несколько ночей подряд, но все-таки этому гаду глупо надеяться, что первая же атака меня отпугнет. Поэтому я отчаянно кусаюсь, царапаюсь, борюсь с тупой болью во всем теле.
Но не сдаюсь.
— Прекрати, Синий Код! — снова взывает Макс.
— Это ты прекрати! — мне настолько больно, что слезы брызжут из глаз. Я уже на грани того, чтобы добровольно выйти из сеанса, и лишь из чистого упрямства и ненависти к красивому самодовольному выродку продолжаю держаться. Но боль побеждает, и я вою: — Подумай о чем-нибудь другом! Пожалуйста!
Все тело дрожит от напряжения. Я стою на четвереньках и еще стискиваю в скрюченных пальцах что-то мягкое. Открываю глаза и натыкаюсь взглядом на белоснежное ковровое покрытие с длинным ворсом. Вот это уже больше походит на фантазии нормальных людей. Тех людей, которые подсознательно стараются представить пасторальную картинку или уютное кресло возле камина, когда их просят подумать о чем-либо нейтральном.
На всякий случай быстро оглядываюсь по сторонам: атаковать меня уже никто не собирается. Это просто комната. Чья-то спальня. Дорогая мебель. Пытаюсь отдышаться и успокоиться. Над широкой кроватью — картина с изображением скачущей галопом лошади. Макс, заложив руки за голову, покоится на подушках. Вид портит лишь прежняя казенная одежда, но тут ничего не поделать: его образ в моем подсознании запечатлен именно таким. 'Породистый жеребец', - сразу приходит мне в голову. По лицу видно, что он очень доволен собой.