Черный код - Страница 84

— Да, — вяло отмахнулась я, — вы их получите.

— Как скоро?

— К ближайшему заседанию не успеваю подготовиться. Но обещаю, что к следующему вы получите полный отчет.

Уже оказавшись в машине, я схватилась за голову. Легко сказать — получите отчет. А что в нем писать? Решение спасти Макса уже принято, но неожиданное открытие снова отбросило меня на пару шагов назад. Может, когда в голове прояснится, станет лучше. В любом случае, я ведь понимала, что бесконечно не смогу продолжать встречи с ним. Но от этого сделать выбор в ту или иную сторону не становилось проще.

Проще не стало и в последующие дни. Я слишком привыкла жить с мужчиной, и, оставшись без мужа, вдруг испытала какой-то жуткий страх. Вроде бы и дверь мне поменяли, и охранную систему установили, но по вечерам я ловила себя на мысли, что с надеждой прислушиваюсь к бормотанию телевизора в гостиной или шуму воды в ванной. Что угодно, лишь бы не чувствовать себя такой уязвимой. Тишина. Никто не ворочался под боком ночами, не гремел посудой ранним утром, когда еще так хочется спать.

От такой тишины сходят с ума брошенные детьми престарелые матери или никому не нужные инвалиды, запертые в четырех стенах. От нее бегут в запой разведенные мужчины, которых супруга выгнала навсегда за единственную случайную измену. Человеку нужно чувствовать кого-то рядом. Чужую душу, пусть не всегда близкую, но только б была. Он не предназначен для автономного существования. Поэтому в сюжетах фильмов об апокалипсисе единицы оставшихся в живых недолго сохраняют рассудок.

Я, конечно, могла выходить из дома и заниматься делами, но гнетущее чувство не покидало. Представила, что случится, если Макса не оправдают. Неужели мой удел — вот эта вылизанная до блеска, пустая и мертвая квартира? А если его приговорят на долгий срок? Тогда в следующий раз мы встретимся седыми стариками. Только теперь я стала понимать, что Сергей был мне нужен, как панацея от одиночества.

Мы встретились только один раз, днем, в присутствии Вронской, когда подавали документы на бракоразводный процесс. При адвокате Сергей оставался молчаливым и послушным, он уехал сразу, как все закончилось, не попрощавшись со мной. Вронская посмотрела вслед моему бывшему мужу долгим холодным взглядом и заметила вполголоса:

— Надеюсь, вы ни о чем не жалеете, Анита.

Я так и не поняла, считать ли это вопросом или утверждением, потому что старуха сразу сделала вид, что мой ответ ее не интересует. Возможно, показалось, но с момента, как наши с Максом отношения стали более очевидными для внимательного взгляда, Вронская как-то потеплела в мою сторону. Была рада сближению с ее хозяином? А может, так проявлялось ее сочувствие? Как обычно, мне оставалось лишь теряться в догадках.

Вдалеке от Макса наша последняя размолвка стала казаться глупой. Множество раз я уже прокрутила в голове его воспоминания и потихоньку начала убеждать себя, что зря вспылила. Тогда, в далеком прошлом, он мог постесняться подойти, хоть у меня и не получалось представить его в сомнениях или стеснениях.

Сколько лет ему тогда было? Наверняка, его отца уже убили или вскоре бы сделали это. Значит, по хронологии где-то неподалеку располагалась та страшная ночь, когда Макс уничтожил посланников Татарина. Разве такой человек может стесняться подойти к девушке? Каждый раз что-то настораживало меня, стоило об этом подумать. Нет, Макс из тех людей, кто приходит и берет, не ожидая у судьбы милостивых подачек. Не смог в двадцать лет, тогда почему все-таки не сделал позже?

Ведь его не остановил мой брак теперь. Он смел Сергея с пути, как поток воды смывает с тротуара щепку. Верить в привязанность к бывшей жене тоже не очень получалось. Если Макс в то время имел в любовницах Оксану, значит, такая мелочь, как собственный брак и вовсе не напрягала его. Отношения с женой трещали по швам. Так почему же он делал все, что угодно — спал с другими, планировал убийство профессора, делил с конкурентами бизнес — но никогда не пытался выйти на контакт со мной?

После всех раздумий мое глупое сердце находило лишь одно оправдание. Он все-таки боялся отказа. Да, Макс, опасающийся, что ему откажет женщина — уже анекдот. Но я упорно спорила с собой в том, что это возможно. Разве мужчины не странные существа? Они смело атакуют любую красотку, но краснеют и теряют дар речи в присутствии той, кто по- настоящему цепляет. Макс ведь и сам упомянул, что я могла сбежать. Видимо, мне стоило отпустить ситуацию и порадоваться.

Но что-то подспудное все равно останавливало и мешало проводить очередной сеанс, словно невидимая стена вырастала, не позволяя сдвинуться с места или хотя бы взять трубку, чтобы совершить звонок. Макс тоже не звонил, не посылал ко мне Вронскую, и это означало лишь одно: его гордость снова одержала верх над чувствами.

В таком состоянии я и дожила до следующего заседания. Ехала туда, как на каторгу. Возле здания суда развернулся очередной пикет. Люди с плакатами кричали и требовали правосудия. Простые мужчины и женщины, небогато одетые, наверняка видевшие дом Макса лишь по телевидению и осведомленные о размере его состояния по слухам, полученным от соседей. Я не сомневалась, что и то, и другое уже троекратно увеличилось в их воображении благодаря искусному подогреванию ажиотажа со стороны прессы.

Лозунги становились все жестче. Мне подумалось, еще немного — и они дойдут до линчевания. Охране на дверях здания приходилось поднапрячься, чтобы сдерживать порывы всех желающих прорваться и устроить беспорядки внутри. Странное дело: никто из митингующих лично не знал ни убийцу, ни жертву, а я знала обоих, и мы поменялись ролями. Толпа обвиняла — мне хотелось защитить. Только услышат ли голос одиноко вопиющего в пустыне?