У Дарьи отвисла нижняя челюсть.
— Максим не. — залепетала она, но Вронская тут же вмешалась:
— Ваша честь!
— Перефразирую! — рявкнул в ответ Григорович, затем опять обратился к свидетельнице: — Знали ли вы о случае, когда ваш брат вступал в интимную связь с женой, не имея на то ее согласия, а в частности, как она писала в открытом доступе… — он перевернул страницу блокнота, — "…Максим связал меня и сказал, что будет трахать до тех пор, пока не залечу. Я залетела и теперь не знаю, как избавиться от его гаденыша." Специалист, между прочим, порекомендовал ей обратиться в полицию.
Дарья продолжала стоять с открытым ртом и, кажется, боялась пошевелиться. Григорович положил руки на трибуну, чуть подался вперед и отчеканил:
— Да? Или нет? От вас нужно только одно слово.
— Да. — покраснела Дарья.
Я посмотрела на Макса: он опустил глаза вниз и выглядел безучастным. Меня же разрывало от желания встать и поведать собравшимся, как все происходило на самом деле. Но Вронская сказала правильную вещь: "не навреди". Только из страха оказаться выдворенной, как Дарья в прошлый раз, я осталась сидеть на месте.
— По-вашему, может ли женщина, которая пишет такие вещи, чувствовать себя счастливой рядом с мужем? — многозначительно приподнял бровь обвинитель.
— Ваша честь! — возмутилась Вронская.
— А что такого? — он повернулся к присяжным и развел руками. — Разве ответ на этот вопрос не очевиден?
— Давайте отойдем от области догадок к области фактов, — возразил
судья.
Г ригорович покорно склонил голову.
— У меня остался последний вопрос, ваша честь. Дарья, знали ли вы, что жена вашего брата отзывалась о нем самом на том же открытом форуме вот такими словами: "Мой муж — чудовище. Он хочет моей смерти и даже не скрывает этого. Каждый день он повторяет мне, что я умру. И я уже сама в это верю", — обвинитель отбросил блокнот.
— Н-нет, я не знала, — затрясла головой Дарья.
— Но разве тут не идет речь почти открытым текстом о доведении до самоубийства? — насел на нее Григорович. — Разве это совпадает с тем светлым образом не склонного к насилию человека, о котором вы нам поведали?
— Мой брат не.
— Ваша честь. — подала голос Вронская, но обвинитель отмахнулся от нее сердитым жестом.
— Разве не склонный к насилию человек может вытворять такое с собственной женой?
— Я не. — бормотала Дарья.
— Или перед нами убийца, насильник и мучитель, которому ничего не стоило свести с ума жену, а потом спустить курок, убивая ученого? И ведь мы до сих пор не услышали ни капли раскаяния с его стороны.
— Протестую! — вскочила и завопила Вронская.
— Протест принят, — нахмурился судья.
Григорович повернулся к присяжным, обвел всех взглядом и мягко улыбнулся.
— Ну тогда у меня больше нет вопросов.
Когда он сел на место, звенящая тишина продолжала витать над зрителями. Я могла поклясться, что каждый задает сам себе прозвучавшие вопросы и отвечает на них вполне однозначно. Дарья, всхлипывая, покинула трибуну.
Остальная часть заседания прошла не так остро. Вызывали кого-то из соседей Соловьева, потом — человека, представившегося партнером Максима по бизнесу, но так и не сказавшего ничего конкретного в его адрес. Я наблюдала за присяжными и видела, что те тоже слушают вполуха. Григорович умело разыграл главный акт пьесы, снова представив Макса жутким негодяем, и именно это занимало умы собравшихся.
Вечером раздался звонок. Я как раз вышла из ванной и уже готовилась ко сну, когда услышала мелодию и с удивлением обнаружила на экране телефона имя… Дарьи. Сердце зашлось в нехороших предчувствиях. Несмелой рукой я взяла трубку.
— Анита, — судя по заплетающемуся языку, сестра Макса хорошенько перебрала со спиртным, и я даже не могла ее осуждать: прошедшее заседание здорово потрепало нам всем нервы, — ты. не знаешь случайно. как снять пистолет с предохранителя? Старуха мне не отвечает на звонки.
— Что? — я подумала, что ослышалась и неправильно поняла ее нечеткую речь.
— Мама. мама. — донеслось жалобное детское хныканье на заднем фоне, а у меня волосы на голове зашевелились.
— Ты. не знаешь. — стараясь говорить более внятно, повторила Дарья и весело хихикнула, — как снять пистолет.? Никогда не умела этой дерьмовой штукой пользоваться. И как его засунуть в рот, если мешают зубы?
Я представила, как она собирается разнести себе мозги на глазах у детей, и почувствовала дурноту, подступившую к горлу.
— Даша, рядом с вами есть кто-то. из домашних? — осторожно поинтересовалась я.
— Нет, — произнесла она тихо, а потом всхлипнула и добавила громче, с надрывом, — никого нет. Я их всех прогнала! Мне никто не нужен! Только Максим! Мне нужен Максим! Я не могу без него!
— Мама. — снова раздался детский плач.
Насколько же надо любить своего брата, чтобы ставить его выше всех, выше собственных детей? Я покачала головой. Такой резкой переменой настроений Дарья напомнила мне пороховую бочку с поднесенной к ней горящей спичкой. В любую секунду могло рвануть. И только секунда оставалась мне на то, чтобы принять решение. Времени привлекать кого-то со стороны или дозваниваться до Вронской не было.
— Давайте я приеду. Покажу вам, как обращаться с пистолетом. И поговорим. О Максиме. О том, как вам его не хватает. Хорошо? Вы дождетесь меня, Даша?
Несколько мгновений в трубке слышалось только хныканье ребенка. Потом раздался долгий выдох.
— Хорошо.
— Дождетесь? Точно?